12 Травня 2014
2040
Ровно 70 лет назад, в августе 1941 года был издан приказ, предвосхитивший другой, № 227 «Ни шагу назад», который запрещал любое отступление советских войск под угрозой расстрела и вводил штрафные и заградительные части
Штрафник переживал в среднем 2−3 атаки, а офицер — полторы
Роль штрафных частей Красной армии в Великой Отечественной войне до сих пор остается белым пятном в нашей истории. Хоть об их существовании все знали, документы были строго засекречены. Тем не менее, по некоторым данным, через штрафные батальоны и роты, официально созданные приказом № 227 от 28 июля 1942 года, за всю войну прошло до одного миллиона человек. Доктор исторических наук, профессор-историк Виктор Король, занимающийся изучением малоизвестных страниц нашей истории, приоткрыл «ФАКТАМ» некоторые детали этой стороны войны.
— Виктор Ефимович, что стало причиной появления штрафных частей летом 1942 года?
— На самом деле подобные части появились уже через три месяца после нападения Германии на Советский Союз. Еще в сентябре 1941 года Георгий Жуков, командующий Ленинградским фронтом, издал секретный приказ, разрешавший командующим армий создавать штрафные части, а также вводить заградительные отряды для предотвращения бегства солдат перед лицом противника. Кроме того, были предусмотрены репрессии для родственников бойцов, сдавшихся в плен. После окончания войны Жуков очень боялся, чтобы информация об этом нигде не всплыла, поэтому официально приказ не был опубликован. Самый же первый подобный приказ издан ставкой Верховного главнокомандующего еще в августе 1941-го и тоже под грифом «Секретно». Ситуация для советских войск сложилась катастрофическая — только в первые недели войны полтора миллиона бойцов Красной армии с оружием в руках, с танками и артиллерией, перешли на сторону противника, а еще два миллиона сдались в плен. Кроме того, один миллион бойцов дезертировал, а еще миллион рассеялся по лесам. Так что сталинское командование было вынуждено издавать подобные приказы.
— Официальные штрафники появились только через год после начала войны?
— Советское командование глубоко ошиблось в планах врага на 1942 год и держало огромные силы на московском направлении. Тогда же попытки Красной армии захватить Харьков и высадить десант в Крыму завершились катастрофой. В результате немцы дошли до Сталинграда и Кавказа. Убедившись, что предыдущие приказы эффекта не дали, Сталин вспоминает опыт своего политического противника Льва Троцкого, который в свое время, будучи главкомом Красной армии, ввел специальные расстрельные отряды, обосновав это тем, что «красноармеец должен быть поставлен в условия выбора между возможной почетной смертью в бою… и неизбежной позорной смертью расстрела, если бросит позицию и побежит назад». Тогда и появляется на свет знаменитый приказ № 227, официально узаконивший появление заградительных отрядов, штрафных рот и батальонов. Причем современные историки сходятся на том, что автором текста данного документа был сам Иосиф Сталин (это видно по характерной манере изложения и стилю написания).
В тексте приказа указывалось, что немецкие войска уже захватили огромные территории Советского Союза и теперь у советского народа уже нет преимущества перед врагом в количестве населения и запасах хлеба, а дальнейшее отступление грозит поражением в войне. Чтобы предотвратить отход Красной армии, официально создавались специальные отряды. Они располагались за ненадежными частями и в случае отступления последних открывали по ним огонь. Для провинившихся бойцов Красной армии создавались специальные штрафные части, в которых осужденные должны были «кровью искупить вину перед Родиной» на самых сложных участках фронта. В штрафные батальоны направлялись только офицеры, а рядовой состав сводился в штрафные роты. В истории этот приказ сохранился под названием «Ни шагу назад».
— Возглавляли подобные формирования тоже штрафники?
— По документам слово «штрафник» нигде не проходило. Официальным обращением к солдату было «боец-переменник». Это вызвано тем, что рядовой состав постоянно изменялся, чего нельзя сказать о командирах подразделений, которые командовали штрафротами и штрафбатами на постоянной основе. Командиры штрафных частей не были штрафниками, а набирались на добровольной основе. Скорее, на добровольно-принудительной. Тем не менее за один месяц службы в такой части им засчитывалось полгода стажа в военное время. Штрафные комбаты пользовались полномочиями на уровне комдивов и комиссаров одновременно, а командир штрафроты приравнивался к командиру или комиссару полка. В отличие от командиров обычных частей, которые могли отсиживаться в траншеях, офицеры штрафников во время наступления были вынуждены идти впереди своих подчиненных, личным примером поднимая тех в атаку. Иначе на бойцов просто невозможно было повлиять. За это они пользовались особым авторитетом среди штрафников, платой же была высокая смертность среди офицеров-добровольцев.
Фронтовик Ефим Гольбрайх, служивший заместителем командира в штрафроте, рассказывал о своем первом дне в роте. В расположение части необходимо было прийти не с пустыми руками. Тогда он отправился в деревенскую хату, где, краснея от стыда, обменял солдатское белье на бутылку самогона. Поскольку вещмешка при себе не было, офицер засунул бутылку в карман шинели, а на горлышко натянул рукавицу. В таком виде он и прибыл на передовую. Когда атака «переменников» захлебнулась, оставшиеся в живых залегли между телами убитых и раненых. Ефим Гольбрайх вместе с командиром роты заметили, что в начале атаки солдат было намного больше, и решили под немецким огнем вернуться на исходную позицию, чтобы найти остальных. В одной из траншей они увидели группу штрафников, пытавшихся переждать бой. Тогда офицеры зашли с противоположных сторон укрепления и открыли огонь поверх голов солдат, сопровождая свои действия крепкими выражениями. В итоге все бойцы проворно вылезли из окопа и побежали в атаку.
— Какими были шансы «переменников» пережить войну?
— Служба в штрафбате оставляла мало шансов выжить. Солдат посылали на самые опасные участки. Штрафники несли потери примерно вшестеро большие, чем регулярные части. Один офицер-фронтовик рассказывал, что средний солдат переживал 2−3 атаки, после чего погибал. Правда, в регулярных частях тогда тоже было не лучше, особенно в 1941—1943 годах. К примеру, когда форсировали Днепр, а тылы отставали на десять суток, у солдат даже не было спецсредств, чтобы переплыть реку. И если обычные бойцы еще могли использовать плащ-палатки, набитые соломой, то штрафники и этого не имели. Правда, даже такие «конструкции» через сто метров вбирали в себя воду и шли на дно. Вот как рассказывал мне об этом форсировании писатель-фронтовик Виктор Астафьев: «Русские и нерусские, добровольцы и штрафбатовцы — все кричали одни и те же слова: „Мама! Мамочка! Боже, спаси!“, а пулеметы секли, и солдаты, хватаясь друг за друга, связками шли на дно. С одной стороны в реку входило 25 тысяч человек, а выходило около 3−4 тысяч».
Во время атаки штрафники засовывали себе за пояс саперную лопатку так, чтобы металл прикрывал грудь. Немцы их очень боялись. «Штрафирен! Штрафирен!» — кричали они. Вот как описывал в своем письме домой атаку «переменников» один из немецких солдат в сентябре 1943 года: «Большие плотные массы людей двигались плечом к плечу по минному полю. Люди в гражданской одежде и бойцы штрафных батальонов шли вперед, как автоматы. Бреши в их рядах появлялись только тогда, когда кого-нибудь убивало или ранило взрывом мины. Казалось, эти люди не испытывали страха или замешательства. Мы заметили, что они находились под огнем небольшой цепи комиссаров и офицеров, которые стреляли сзади фактически рядом с жертвами наказания. Нам не было известно, что совершили эти люди, чтобы быть подвергнутыми такой каре. Однако среди тех, кого мы взяли в плен, оказались офицеры, не сумевшие выполнить поставленные задачи, старшина, потерявший в бою пулемет, и солдат, чье преступление состояло в том, что он оставил строй на марше».
— То есть «штрафников» гнали по минному полю?
— Георгий Жуков ввел свою практику разминирования минных полей пехотой. Президент США Эйзенхауэр вспоминал встречу с Жуковым на Потсдамской конференции в 1945 году: «Господин маршал, как вы решали проблему немецких минных полей? Мы в 1944 году имели огромные трудности с этим в Европе». А Георгий Константинович ему так бодренько и отвечает, что есть два типа минных полей: противопехотные и противотанковые. При столкновении с противопехотным минным полем он посылал вперед одно воинское соединение. Потери войск при этом были равносильны бою с сильным немецким укреплением. После того как пехота углублялась вперед, усеяв поле оторванными конечностями, заходили саперы и разминировали противотанковые мины. Не стоит забывать и о том, что таких солдат часто посылали на верную гибель для выявления огневых точек врага. Хуже, чем штрафникам, приходилось, наверное, только мужчинам, мобилизованным с территорий, освобожденных от оккупации. Их вообще бросали в бой без обмундирования и оружия, чтобы они добыли себе оружие в бою, «кровью искупив позор оккупации». Был случай, когда при штурме кирпичного завода в Украине этим людям, многие из которых были еще подростками, вместо оружия выдали кирпичи, чтобы они имитировали бросок гранаты.
После подобных атак трупы еще долго не убирали с поля боя. Так, тот же Виктор Астафьев вспоминал, как он ехал в кузове грузовика по уже освобожденной земле. Все поле было усеяно трупами солдат. Время от времени машину вместе со всеми, кто находился в кузове, подкидывало вверх. Это означало, что грузовик переехал еще одно тело, валявшееся на дороге. Позже все останки солдат без подсчета скидывались в общие ямы. Так и появлялись могилы неизвестного солдата, которые каждый год находят поисковые группы. Вот в Запорожской области раскопали очередное захоронение, где нашли женские останки. Ведь в штрафники забирали не только мужчин. Не зря Сталин еще в 1942 году отменил солдатские жетоны, чтобы нельзя было идентифицировать общий масштаб наших потерь.
— Неужели все командование настолько цинично относилось к жизни осужденных?
— Лучше других к штрафникам относились маршал Константин Рокоссовский и генерал Александр Горбатов, о котором Сталин сказал свою знаменитую фразу: «Горбатого могила исправит». Они старались освобождать штрафбатовцев после второго-третьего боев. Таким образом, бывало, за раз возвращали воинские звания шести сотням людей. Штрафники боготворили генерала и маршала. Имеющие за плечами нелегкий опыт осужденных (во время массовых репрессий 1937 года), эти офицеры как никто понимали штрафников.
Но, несмотря на все невзгоды, штрафники даже имели свои преимущества. К примеру, тыловое обеспечение «переменников» было на порядок лучше остальных — вот такой парадокс. Находясь всегда на острие атаки, они захватывали у немцев богатые трофеи, которыми делились с тыловиками. Те же, в свою очередь, снабжали штрафбаты лучшим оружием и продовольствием, чем регулярные части. Кроме относительно неплохого обеспечения продовольствием, «переменники», бывало, и сами захватывали немецкие продовольственные склады. На качество питания влиял и тот факт, что это единственная отдушина в жизни, которая еще могла заставить солдата воевать. В то же время «фронтовые 100 граммов» штрафникам выдавали очень редко, что не мешало им самим добывать себе алкоголь.
— По приказу № 227 создавались и заградотряды…
— Сюда набирались только идеологически проверенные бойцы. Не каждый ведь сможет ежедневно расстреливать своих. Столь «щепетильная» работа давала солдатам свои преимущества. С одной стороны, заградотрядовцы редко вступали в бой с противником, а с другой — имели много возможностей мародерничать. Частым явлением было повальное пьянство офицеров заградотрядов. Знакомый фронтовик рассказал о случае, когда пьяный офицер заградотряда убил двух солдат из-за того, что один не захотел расстрелять другого за то, что тот якобы струсил. Мне лично пришлось общаться с ветераном подобного соединения. В конце 80-х я встретил Самуила Ушерова, щедро увешанного орденами и медалями. Будучи подвыпившим, он признался мне, что служил в расстрельной команде. На вопрос «Сколько же вы расстреляли?», гордо ответил: «По-разному. Бывало, в день по десять-двадцать человек, бывало меньше. Я тогда молодой был, нервы имел крепкие».
Андрей ТОПЧИЙ, «ФАКТЫ»
