Пленочно-цифровая память. Припять. Зона. ЧАЭС

В данной статье и мои воспоминания, и фотоматериалы, снятые как на мобильный телефон, так и на пленочный фотоаппарат... Воспоминания о недавнем и не очень прошлом... Впервые я оказался на станции в декабре 2011 года, когда некий субподрядчик «Днепросервис» опубликовал в газете объявление о вакансии «официанта по обслуживанию VIP-клиентов».

В данной статье и мои воспоминания, и фотоматериалы, снятые как на мобильный телефон, так и на пленочный фотоаппарат... Воспоминания о недавнем и не очень прошлом...

Впервые я оказался на станции в декабре 2011 года, когда некий субподрядчик «Днепросервис» опубликовал в газете объявление о вакансии «официанта по обслуживанию VIP-клиентов». Звучало громко, но, как потом оказалось, это был просто большой мыльный пузырь.

Однако в семь утра, стоя в здании вокзала в ожидании посадки на электричку, я еще об этом не думал. Мысли мои были устремлены в другую вселенную. Так уж повелось, что вся моя семья была связана с ЧАЭС еще долгие годы. Деды были в руководстве (один дед – зам. директора, второй – начальник цеха дезактивации), бабушка, мама, папа – в общем, вся семья. Так что мое решение не стало неожиданностью, хотя я и не инженер, а просто гуманитарий.

Электричка мягко тронулась, и в предрассветных сумерках я пытался разглядеть ту грань, которая отделяет зону от «большой земли». К моему удивлению, этой грани не оказалось, точнее, она была, но очень расплывчатой. Осознание того, что электричка уже катится по ж/д-путям ЧЗО пришло тогда, когда увидел первую заброшенную ж/д-станцию. Пейзаж ничем не отличался от того, что я видел за городом – тот же декабрьский заснеженный лес, те же деревья. Разве что прогнившие крыши заброшенных сельских хат слегка контрастировали с густым диким лесом украинского полесья. Ехал я в компании коллег моего отца – инструкторов учебно-тренировочного центра ЧАЭС. Поначалу я, как и все в электричке, воткнул наушники в уши и попытался заснуть, однако отец мне мягко намекнул, что могу пропустить что-то важное и лучше бы мне не отвлекаться. Я так и сделал. Сначала я вел себя невозмутимо, однако уже при подъезде к станции все-таки не сдержался – отец сказал, что подъезжаем и указал на окно. В предрассветной мгле виднелись силуэты домов Припяти. Издалека город не казался заброшенным, разве что ни в одном окне не горел свет и это было, пожалуй, единственной вещью, которая могла бы насторожить человека, ни разу не видевшего этого места. В правом окне виднелась Припять, в левом – третья очередь ЧАЭС. А на горизонте – красная линия, венчающая восход. Все это было красиво и завораживающе. Я вертел головой то влево, то вправо, как идиот, папины коллеги сдержанно улыбались…

Дальше пошли формальности. На «Семиходах» пришлось ждать, пока охрана не пропустит всех работников и только потом не займется оформлением временного пропуска на меня. В результате пришлось в дальнейшем все делать бегом, дабы не опоздать на автобус. Тут выяснилась еще одна проблема – «Днепросервис» не удосужился обеспечить меня ни накопителем, ни сменной формой. В итоге пришлось одевать старую станционную куртку, которая висел в шкафчике на грязной зоне уже с 1995 года (молния у ее была сломана, застегнулся только на пуговицы, так что продувало меня немилосердно). В автобусе, который шел на промбазу (бывшая припятская нефтебаза), я выглядел как дурак – все в форме, а я в гражданской (!) обуви, гражданской (!!) одежде и непонятного вида куртке. Но все это меркло перед осознанием масштаба АЭС как объекта. Глаза мои явно не привыкли к такому буйству больших зданий. Все казалось крайне большим.

Приехали. Вид промбазы меня слегка опечалил – народу было мало. Крайне мало. Как выяснилось, так как был конец года, все уже разъехались по домам. До 9 часов ждали начальство. Потом разложили еду в отдельном помещении столовой и стали ждать «ВИП-клиентов». Ими оказались простые французы-работяги, которые работали на сооружении НБК и своим внешним видом никак не напоминали тех самых «випов».

Все гости расселись по местам и только я хотел сказать хотя бы букву «А», как вошли два фактурных француза, вывели меня из помещения и начали мне жестко объяснять, что я нарушил регламент пребывания на АЭС Украины и т.д., и т.п.

Он был прав, так как у меня не было не спецодежды, ни накопителя. Я его культурно направил к моему работодателю, которая накануне обещала мне все организовать. Однако, она сразу отмежевалась, мол, она меня впервые видит. Француз мне сразу указал жестом на двери, приговаривая «плиз, гоу ту «Семиходи». Я сказал, что мне нужно хотя бы минут пять, чтобы решить хоть как добраться туда. Позвонил отцу, тот сорвался из УТЦ и приехал на промбазу. На Лорана (а именно так звали того, кто мне указал путь домой) он мягко наехал. В итоге, мне дали машину и отправили к дозиметристам дожидаться первой электрички домой. Скучно не было – парни организовали и чай, и к чаю, и разговор. В общем, первая поездка у меня навсегда оставила двойственные впечатления. С одной стороны, меня довольно грубо кинули с работой, с другой – я стал хоть на пару часов ближе к месту, которое для меня является частью истории семьи.

Тремя годами позже я прошел собеседование во французский консорциум «Новарка» на должность переводчика в строительный отдел (бригада по сваям, работа в локальной зоне 4-го блока). Тягомотины было море – кипы бумаг, медосмотр в Киеве (полтора дня и горы анализов). Потом 40-часовое обучение в УТЦ ЧАЭС (первые три дня – в городе, затем два дня – на станции). На лекциях в УТЦ было порой неловко – моего отца там все знают, и каждый инструктор, завидев мою фамилию в списке, спрашивал, а не тот ли я «Андреич» и вглядывался в мое лицо в надежде поиска родственных черт. На учебе я был, наверно, единственным, который хоть что-то писал в тетрадку, остальным же было глубоко наплевать и они либо копались в смартфонах, либо нагло спали.

И вот – первый рабочий день. И он меня разочаровал. Я был предоставлен сам себе. Замечать меня начали только через неделю, до этого я удостаивался внимания начальника, который заявил, что меня переводят на вахтовый метод работы и на работу мне нужно аж в воскресение. Так как делать мне на работе было больше нефиг, то я со спокойной душой поехал на первой электричке домой.

Первый рабочий день вахты так же оставил двойственные впечатления. Как оказалось, такой будет вся моя работа в этой фирме в дальнейшем – полна контрастов. Началось все более чем увлекательно – поход в локальную зону, первые 30 микрозиверт дозы, которую принял мой организм, фото на фоне НБК и 4-го блока (на манеру «вот я на фоне саркофага, а вокруг меня - радиация»). Было дико жарко, июнь все-таки, спецовка была невыносимо неудобной, респиратор мешал нормально дышать, но все это меркло перед тем, что я достиг определенной точки. Наверно, я выглядел законченным идиотом, но я поднял глаза на небо и сказал тихо: «да, папа, теперь и я здесь». В дальнейшем, эту фразу я повторю примерно раза три или четыре: когда впервые окажусь в непосредственной близости от Объекта «Укрытие», при чем один раз – в полуметре от контрфорсной стены во время демонтажа датчиков вибронагрузки… Сама работа была слегка не той, о которой я предполагал – это и грязь по колено, и относительно высокие поля радиации (до 50 миллирентген в час), и легкое удивление от того, что мощный французский консорциум выдал нашей бригаде потрепанные жизнью КрАЗы (машины РАО), не менее потрепанный экскаватор «Атлас» 90-го года выпуска и буровая «Либхерр», которая имела вид откровенного хлама. Бальзамом на душу была компьютеризированная буровая установка «Лламада», которая своим внушительным видом и ревом двух мощных движком резко контрастировала с остальным хламом.

Контрастно было все – с одной стороны, неплохая организация труда, с другой – неряшливость в выполнении поставленных задач, дикая неорганизованность и куча ошибок, которая приводила к остановке работ…
Но все это мелочи. Это бывает со всеми. И я благодарю Бога за то, что могу сказать: «да, папа и дедушка – я здесь был. Да, мы – не вы. У нас тепличные условия и мы не передвигаемся бегом, как вы в 86-м… Но я все же горжусь. Горжусь тем, что смог хоть на ступеньку приблизиться к вам…»
В марте месяце моя эпопея, связанная с ЧАЭС закончилась. Сократили. Надолго ли? Не знаю. Думаю, что нет. Хотелось бы надеяться на то.

И вот наступило лето 2014 года. Появилась возможность съездить в Припять вместе с туристической группой, так как другим путем мне туда просто не попасть. Да и многим из нас. Для меня это было нечто большее, чем просто поездка. С этим городом меня связывает история моей семьи, жизнь моих родных и близких. Не поехать я просто не мог.

Первый блин, как водится, вышел комом. Купленную заранее пленку я по глупости начал расходовать еще будучи дома. Не выставил счетчик кадров, в итоге осталось едва ли 13 кадров на все про все. Потом забыл зарядить телефон, так что уже в 2 часа дня он спокойненько "сомкнул глазки". Так что фото было крайне мало, а жаль - мест, что следовало бы сфотографировать, в Припяти, даже не смотря на летние заросли, было предостаточно.

Летняя Припять встретила джунглями. Настоящими полесскими джунглями. Заросли были повсюду. Росло там, где, казалось, не может расти. Чего только стоит дерево возле центральной поликлиники, которое прорастает даже в упавшем горизонтальном состоянии. Или тополь на входе в стадион, который пророс сквозь металлическое ограждение.

И запустение... Тотальное. Город не дышит жизнью. Во всех зданиях - гробовой холод. Именно холод, а не запах плесени от отсыревших стен. Там нет запаха жизни. Город умер. Да и не город это вовсе. Это уже лес с вкраплениями домов. Зеленый апокалипсис.
Но не стоит думать, что в городе идиллия. Дома разрушаются, хотя многие еще в пристойном состоянии, но это ненадолго. Радиации в городе хоть отбавляй, при чем даже если фон повышен в полтора раза, это не значит, что по альфа и бета там все нормально и можно спокойно лапать пыльные дверные ручки и стены.

Город оставил тяжелый осадок на душе. Живя в новом городе-спутнике ЧАЭС, я все не перестаю думать: "А что если это будет и с моим городом? Что если, мы не удержим этого ядерного джина, которого старательно пытаемся укротить вот уже 28 лет?"
lingvist89